— У тебя там еще что-то? — спросил Фуентес.
— Бомбы, — ответил Мануэль. — И давай сначала поедим.
Он прошел на маленький камбуз, налил воды в кастрюлю, потом поставил ее на газовую плиту и включил электрогриль. После этого он начал открывать банки. Закончив работу, он взял курицу и посадил ее на шампур. Хотя движения его были методичными, лицо оставалось мрачным.
Фуентес стоял на пороге камбуза и наблюдал за ним. Он нервничал — все больше и больше. Еще никогда ему не приходилось видеть Мануэля в таком мрачном и задумчивом состоянии. Это волновало Фуентеса все больше и больше.
— Какие-нибудь неприятности? — повторил он свой вопрос.
— Мы ужинаем, потом поговорим, — ответил Мануэль, засыпая спагетти в кипящую воду.
Фуентес вернулся в каюту и разложил на столе ножи и вилки. Потом он присел на койку и стал терпеливо ждать.
Спустя сорок минут оба сидели за столом, поедая курицу и спагетти, залитые соусом.
Мануэль просто глотал еду. Его лицо оставалось по-прежнему хмурым. Фуентес, одолеваемый беспокойством, ел медленно, то и дело поглядывая на него.
Наконец он не выдержал и взорвался.
— Мануэль, друг мой! Что случилось? Скажи мне, ради бога!
— Он умрет, — ответил Мануэль, отправляя в рот последний кусок курицы.
— Ты имеешь в виду Педро?
— Кого же еще? Я разговаривал со своим приятелем из больницы. Теперь не осталось никакой надежды. Вопрос времени. Педро может протянуть неделю, две, но он не жилец на этом свете.
Фуентес, думающий только о собственной шкуре, успокоился.
— Значит, нам теперь не нужны бомбы? Его кидало в дрожь, когда он думал о бомбах. — Значит, теперь никаких проблем?
Мануэль посмотрел на него. Его глазки были похожи на маслины.
— Мой друг, ты совсем не соображаешь, когда говоришь. Или ты забыл, что нам предстоит: тебе, Аните и мне?
Фуентес уставился на него.
— Это ты ошибаешься! Я-то точно знаю, что мы будем делать! Мы врываемся в апартаменты отеля, задерживаем эту богатую парочку до выплаты выкупа и уезжаем с пятью миллионами в Гавану. Почему ты говоришь, что я не соображаю?
— Теперь я вижу, что ты не только не соображаешь, но еще страдаешь короткой памятью, — сказал Мануэль и отрезал себе кусок сыра. — Ты забыл, что Анита обещала провести нас в апартаменты только при одном условии.
Мануэль наклонился вперед и посмотрел ему в глаза.
— Педро должен быть свободен и уехать с нами в Гавану.
Фуентес провел пальцами по длинным сальным волосам.
— Но ты же сказал, что он умрет.
— Теперь, друг мой, ты начинаешь видеть всю проблему целиком. Педро умрет примерно через неделю. Анита любит этого человека. Она готова сделать абсолютно все, чтобы снова быть вместе с ним.
Мануэль еще отрезал себе сыра.
— Женщины нуждаются в понимании. Я хорошо ее понимаю. Для нее деньги ничего не значат. Ее жизнь целиком принадлежит Педро. Я дал ей слово, что муж ее получит свободу и поедет вместе с нами в Гавану, если она проведет нас в апартаменты. Я сделал все возможное, чтобы обеспечить его освобождение. У меня есть две бомбы, которые окажут такое действие, что Педро освободят.
Мануэль закрыл глаза, чтобы Фуентес мог видеть, как он страдает.
Наступило долгое молчание, во время которого Фуентес смотрел на Мануэля со все возрастающим нетерпением. Он боялся его и поэтому присмирел.
— Я дал Аните слово, — начал он и уставился на свои огромные руки, которые теперь положил на стол. Воцарилось молчание. — Я обещал ей освободить ее мужа, если она проведет нас в апартаменты. Это был договор.
— Я знаю, — сказал Фуентес, — но ведь Педро умрет.
— Да, в этом нет никакого сомнения. И теперь нет никакого договора между Анитой и мной.
Фуентес схватился руками за голову.
— Ты что, хочешь убедить меня в том, что мы можем потерять пять миллионов долларов только потому, что эта ненормальная тупая баба влюблена, убита горем из-за никчемного подонка и не согласится провести нас в апартаменты, если узнает, что этот подонок умрет? — спросил Фуентес.
— Именно это я и хотел сказать. Но такой человек, как ты, не понимает этого. Понимаешь, что я известен как «господин своего слова».
Мануэль замолчал, уставился в пустоту, потом продолжал:
— Пропадают пять миллионов! Я выстрадал несколько часов, прежде чем принять решение. Пять миллионов! И такими деньгами можно открыть любые двери, а пока они остаются закрытыми для меня.
— Ты забываешь о моей доле, — резко оборвал его Фуентес.
Черные глаза-маслины Мануэла ничего не выражали, когда он спокойно сказал:
— Да, ты получишь миллион. Итак, четыре миллиона!
— Что ты решил? — спросил Фуентес.
Его жирное лицо задергалось.
— Я вынужден обмануть ее. Обманывая эту женщину, я падаю в собственных глазах. Обмануть любого из моего народа — позор.
Мануэль сжал кулаки.
— Ты думаешь только о деньгах. Я могу тебя понять. Ты — человек бедный. Но эта ложь пробила брешь в моем сердце.
Фуентес с трудом овладел собой. У него было огромное желание наорать на Мануэля, чтобы тот прекратил эту дурацкую мелодраму. Кого трогает эта Анита? И что, собственно говоря, она из себя представляет? Ничто, как и ее муженек. Однако он сдержался и промолчал. Никто не осмеливался кричать на Мануэля, потому что мгновенно получал кулаком по лицу.
— А бомбы? — спросил Фуентес после продолжительного молчания. — Они нужны?
— Конечно. Мы должны обыграть ложь. Она не из глупых. Придется соблюдать предельную осторожность, обманывая ее.