— Ну пока, Роберто. Я позавтракаю здесь. Давай встретимся в 15.00 и продумаем план экскурсий.
— Тогда я пойду домой. У меня хороший дом, хотя и не роскошный. Дети будут рады, что я пришел раньше. Они меня редко видят.
На прощанье он вновь приподнял сомбреро и исчез в машине.
Около 15.00 я вышел в холл. Ривера уже ожидал меня.
— Ну как, сеньор Бэрдн, все в порядке? Как номер, еда нравится?
— Все отлично. Давайте посмотрим экскурсионные маршруты.
Так как я совсем не знал страны, то, естественно, я не знал и ее достопримечательностей. Но Ривера постарался убедить меня в том, что ничего значительного не упустил из виду.
— Сейчас стоят очень жаркие дни, сеньор Бэрдн. Экскурсии будет лучше совершать утром, а днем лишь в прохладные дни. После ленча полагается сиеста (дневной отдых). — Он с надеждой взглянул на меня.
— Это будет зависеть от миссис Видаль. Она может не захотеть сиесты.
Лицо его помрачнело.
— А вы объясните ей, сеньор Бэрдн, что днем очень жарко и путешествовать утомительно.
— Посмотрим, что она скажет. Вы приходите утром к восьми часам. Машина должна быть вычищена до блеска. Помните: обслуживание по высшему классу. Неплохо бы вообще заменить машину, так как эта модель устарела.
— Это самая лучшая, сеньор Бэрдн. Я ее вымою.
Настроение у него совсем испортилось и, простившись, он ушел.
В шесть вечера, еще раз искупавшись в бассейне, я прошел к себе в номер, побрился, переоделся и спустился в бар. Спустя час, когда я приканчивал свой второй скотч и пытался выудить какую-нибудь информацию из «Нью-Йорк Трибюн», в баре появился Генри Видаль. Как Олсон и говорил, Видаль не достигал и пяти футов. У него были массивные плечи и торс борца, короткие и толстые ноги, маленькие ступни. На нем была красная рубашка с открытым воротом и такие узкие черные брюки, что очень четко обрисовывали линию талии и плотно прилегали к крепким ногам. Брюки были стянуты белым широким ремнем с золотой пряжкой. Голова была совершенно лысой, что очень подчеркивало массивный лоб, а седеющая борода прикрывала столь же массивную челюсть. Но самой выразительной частью его лица, конечно же, были маленькие, блестящие глаза, которые сразу и полностью приковывали вас к себе. Притягательность их была несомненна. Они, казалось, могут проникнуть везде: сквозь стекла окон, сквозь толщину стен. В них застыла надменность, уверенность, сознание силы. Их нельзя было спутать ни с чьими другими глазами. Я поднялся ему навстречу.
— Вы Клей Бэрдн?
Голос у него был высок, почти визглив. Тотчас же рядом с ним вырос бармен.
— Фруктовый пунш с гвоздичной эссенцией, — произнес Видаль. — Прошлый раз был немного крепок… Садитесь.
Это уже относилось ко мне.
— Что пьете? Скотч? — И, почесав свой толстый нос, продолжил: — Не дотрагивайтесь до спиртного. Курить и пить — значит разрушать свой мозг… Мне сказали, что на вас можно положиться. Я окружаю себя только надежными людьми. Это Дайер посоветовал мне взять вис. Вы должны будете сопровождать мою жену во время экскурсий. Этим грязным даго доверять нельзя. — Его скрипучий голос строчил над моим ухом как пулемет. — Уверен, что вы справитесь. Я обо всем предупредил жену еще дома… но уж если женщине взбредет что-нибудь на ум… — Издав лающий смешок, он продолжал: — Сан Сальвадор — вонючая дыра. Никакого порядка, никакой организованности. Наверняка скоро вспыхнут волнения. Да вы и сами, наверное, видели всю эту грязь и нищету, пока ехали из аэропорта. Позорно так жить в наше время.
Бармен принес фруктовый пунш и отдельно лед. Видаль отпил половину бокала залпом.
— Сегодня лучше… и все-таки многовато гвоздики. — Затем, опять обращаясь ко мне, сказал: — Жена пошла спать… говорит, что устала. Не понимаю… я никогда не устаю, а у женщин вечно, то головные боли, то усталость… Вы женаты? Вижу, что да… ваша жена тоже устает?.. Все они одинаковы… ну, ладно, мне пора.
Он закончил наконец свой пунш и рывком поднялся. Я тоже встал, начиная слегка обалдевать от него.
— Не беспокойтесь, сидите. Вы ведь знаете, с чего завтра начать? Наверняка знаете… в этой дыре смотреть-то нечего, но она думает иначе, — он схватил мою руку и тут же вылетел из зала.
После такой встречи нужно было пропустить еще стаканчик. Да, прав был Олсон, когда сравнивал его с заведенным мотором. Я подумал о его жене. Неужели он так же разговаривает и с ней?
Возвращаясь из бара, я увидел, как Генри Видаль выходил из лифта. На этот раз на нем был черный шелковый костюм, белая рубашка и небесно-голубой галстук.
— Сеньор Бэрдн? — Ко мне подходил коридорный портье. — Вас просили подняться в номер семь на четвергом этаже. С вами хочет поговорить сеньора Видаль.
Несколько удивленный, я вошел в лифт и поднялся на четвертый этаж. Проходя по коридору, я раздумывал над тем, что это за женщина — сеньора Видаль.
Остановившись у двери номера семь, я постучал.
— Войдите. — Не знаю почему, но этот низкий голос заставил меня вздрогнуть.
Я открыл дверь и вошел в большую, удобно обставленную гостиную. Цветов было столько, что можно было подумать, что перед вами или оранжерея, или цветочный магазин. Высокая темноволосая, стройная женщина стояла у окна. Хотя и прошло шесть лет, но я тотчас узнал ее, и все во мне оборвалось. Мое сердце не переставало любить ее.
— Вал! Неужели это ты! Вал!
— Наконец-то, — выдохнула она. — Клей, дорогой!
Она подошла ко мне и обвила мою шею руками. Она прижалась ко мне, а ее восхитительные губы прижались к моим, слились с моими в долгий, восхитительный поцелуй.