Я едва верил тому, что слышал.
— Я с удовольствием исполню вашу просьбу.
— Вы молодец, Бэрдн. Большое спасибо.
Он придвинул к себе какой-то документ и углубился в него, что должно было означать, что разговор закончен.
Я был так взволнован предстоящей встречей с Вал, что даже слышал удары собственного сердца. В коридоре мимо меня прошли с чемоданами миссис Клемент, Харрис и какой-то полный человек, которого я не знал. Миссис Клеменс и Харрис поздоровались со мной, толстяк прошел мимо, игнорируя меня полностью. Когда они спустились по лестнице и вышли из дома, я направился к Дайеру. Он сидел за пишущей машинкой и что-то печатал двумя пальцами.
— Ну что, крысы покидают корабль?
— Куда они все направляются?
— В Даллас. Я уже говорил вам, что у Видаля там филиал резиденции. Испугались урагана. «Малыш» всех отпустил, и теперь из сотрудников, кроме нас с вами, остается Газетти. Говорят, что он умеет хорошо готовить. Надеюсь, что не врут. Он ведь итальянец, а они все отличные кулинары. Вам придется самому приготовить себе постель. Вы печатаете на машинке?
— Более или менее.
— Тогда помогите мне немного. Если вы отпечатаете мне эти несколько документов в двух экземплярах, я буду вам очень благодарен.
— С удовольствием.
Взяв бумаги, я отправился к себе, разложил все на письменном столе и задумался. Меня одолевало искушение пойти и проведать Вал. Выйдя из кабинета и сделав всего три шага в направлении комнаты Вал, я вздрогнул и прирос к месту. Двигаясь, как призрак, по лестнице поднимался Газетти. Мы посмотрели друг на друга. Из-под полей белой шляпы угрожающе блестели его плоские змеиные глаза.
— Что-нибудь ищете, дружок? — произнес он холодно и быстрым, кошачьим движением преодолев оставшиеся ступени, приблизился ко мне.
Я отпрянул назад, охваченный ужасом. Он смотрел на меня взглядом кобры.
Вернувшись в свой кабинет, я поспешно запер дверь. Так вот каков этот Газетти. Это тот самый человек, который, не моргнув и глазом, убьет нас, если Видаль узнает, что Вал моя любовница. Она уже говорила мне об этом раньше.
Я был взбешен, что так ясно дал ему понять, что боюсь его. Но в глазах его было столько порочного и неотвратимого, что нельзя было не испугаться его. Наверняка он стоял где-то под дверью, и прошло долгих десять-пятнадцать минут, прежде чем я успокоился.
У меня пропало желание идти к Вал: Газетти подействовал на меня, как ушат ледяной воды.
Начав печатать, я услышал усиливающееся завывание ветра. Издалека донесся первый, но еще слабый раскат грома.
Во время ленча я спустился в затемненный буфет. На стойке стояло два подноса с бутербродами и бутылка с пивом. Захватив два бутерброда и бутылку пива, я поднялся в кабинет.
Вскоре я закончил работу для Дайера. На улице в это время поднялся уже довольно-таки сильный ветер, завывавший в деревьях и ударявший по забитым досками окнам. Раскаты грома приближались и усиливались.
Через некоторое время Дайер вызвал меня по коммутатору.
— Закончили печатать, Бэрдн? — спросил он.
— Да. Принести?
— Если нетрудно. «Малыш» уже присылал за ними. Отнесите, пожалуйста, прямо ему.
Я застал Видаля у себя в кабинете. Возле него стояла бутылка молока и лежало несколько бутербродов. Он оторвался от чтения каких-то бумаг и посмотрел на меня.
— Вот документы, которые вы просили, мистер Видаль.
— Спасибо. — Он наклонился вперед и взял с подноса бутерброд. — Заказали воздушное такси до Сан Сальвадора?
— Да, и в управлении обслуживания аэробусами считают, что вы могли бы вылететь в субботу. Таковы данные службы погоды.
— Это было бы очень хорошо. А теперь пойдите, поболтайте немного с миссис Видаль. Я только что от нее. Она жалуется на скуку.
Он взглянул на меня и затем продолжал:
— И вот еще что, Бэрдн. Не выражайте ей сочувствия. Она вбила себе в голову что у нее какой-то нервный надлом. Все это фокусы и женские причуды. Она просто скучает, а когда женщины скучают, они делают все, чтобы стать центром всеобщего внимания. Так что не очень-то прислушивайтесь к ее нытью. Поняли?
Я промолчал, а затем, собравшись с силами, прямо посмотрел ему в лицо.
— Извините, мистер Видаль, но я не согласен с вами. Когда с вашей женой произошел обморок, я находился там же. Она сильно ударилась головой. Доктор Фонтэн навещал ее два раза в день и даже вызывал для консультации невропатолога. Так что вряд ли следует считать, что это просто скука или желание привлечь к себе внимание.
Он откинулся на спинку кресла, изучая мое лицо.
Интересно. Вы что же, в самом деле считаете, что у нее было нервное потрясение?
— Я не знаю, но просто так, шутки ради, люди не грохаются на пол и не разбивают себе лбов.
Он издал свой короткий, лающий смешок.
— Я вижу, Бэрдн, вы совсем не разбираетесь в женщинах. Они хорошие артистки. Они могут упасть и разбить себе головы, порезаться лезвием бритвы, принять много снотворного и наделать еще много других глупостей, если им это нужно. Они особые существа, Бэрдн, и я их понимаю. Не беспокойтесь за миссис Видаль. Я первый выразил бы беспокойство, если бы к этому были причины. Однако, видите, я этого не делаю. Пойдите, поговорите с ней, расскажите что-нибудь забавное, постарайтесь отвлечь от мрачных мыслей.
Он взял ручку и подписал документ, который просматривал, когда я вошел. Я не двигался и продолжал сидеть.
— Идите, Бэрдн, я занят.
Но у меня не было желания прекращать этот разговор.